— Не умеешь ты держать алкоголь, капитанчик, — услышал я Замеса. — Иди спать. — Я не пьяный. Чтобы доказать это, я немедленно выпил стакан когнака. После чего почему-то опять оказался на полу, а под моей ладонью скользил холодный пельмень. Прохор не пришёл ко мне на помощь, ибо давно спал, уронив голову на руки. Пока я боролся с пельменем, кто-то включил музыку. Душераздирающие крики на ханаатском разнеслись по рубке. Сидя на полу, я пританцовывал, рассказывая спящему Прохору: —
# Альтернативные истории
Мирон Матьё был одет во всё чёрное. Лицо бледнее обычного. Парализованный глаз смотрел на меня, пробирая до дрожи, а второй — блестел от ажиотажа. Мы спустились в трюмовую гондолу. — Подъём, твари, — закричал Мирон Матьё. — Убрать к чёрту пудру и бухло. Живее. Я не разбирался в титулах, но было странно видеть, как Мирон помыкал несчастными. Не мог не припомнить статью в музыкальном журнале, где Матьё назвали «величайшим гуманистом в истории». Подгоняемые пинками гуманиста, «скоты» разобрали